Родился 10 марта 1922 г. в деревне Борзуновка, Вороновской вол. Томского уезда Томской губернии.

Окончив с отличием Самусьскую среднюю школу Томского р-на (1940 г.) поступил на первый курс биолого-почвенного факультета Томского

госуниверситета, но из-за материальных затруднений вынужден был в томже году отчислиться и поступить на работу учителем в Катунскую неполную среднюю школу Смоленского р-на Алтайского края, где проработал до мая 1942 г.

В мае 1942 г. подал заявление о добровольной отправке на фронт. В июне 1942 г. в составе 74-й отдельной добровольческой бригады алтайцев-сибиряков был откомандирован в действующую армию на Калининский фронт. Участвовал в боях под г. Белый, где был тяжело ранен. После излечения в госпитале был направлен вначале в Рубцовское, затем в Вилснское военно-пехотное училище, которое окончил в октябре 1944 г. с присвоением звания младшего лейтенанта. В ноябре 1944 г. был откомандирован в действующую армию на 1 -й Белорусский фронт в 25-й офицерский полк резерва. В феврале 1945 г. был направлен в 69-ю армию а 203-ю отдельную роту охраны в качестве командира стрелко­вого взвода. В составе этого подразделения прошел путь от Варшавы до Берлина. С июля 1945 г. продолжил службу в Бакинском военном округе. 8 мае 1946 г. был демобилизован и в этом же году восстановлен на первый курс геолого-почвенного факультета Томского университета, корый окончил с отличием в 1951 г. Член КПСС с 1948 г.

В Томском университете работает с 1951 г. по настоящее время на кафедре динамической геологии. Доцент (1958-1972 гг.). Профессор (1972 г. - по н.в.). С 1973 по 1989 г. - зав. кафедрой динамической геологии. Декан ГГФ с 1975 по 1978 г. Заслуженный деятель науки РФ (1996). Действительный член

Международной академии минеральных ресурсов (1996). 

Награды: орден Отечественной войны II степени (1985); медали «За победу"(1970), "За победу над Германией в Великой Отечественной войне I941-J945 гг. " (1946) и юбилейные.

Годы войны в моей жизни

Как я попал на войну

Мой брат Александр с детства мечтал стать моряком. После окончания в 1941 г., одной из Бийских средних школ с отличием, решил поступить в Высшее военно-морское училище им. Дзержинского в г. Ленинграде. На семейном совете его намерение учиться на морского офицера, было, в основном, одобрено. Мы с отцом решили проводить Александра до Новосибирска. Из с. Катунского, где мы в то время жили, на попутном транспорте добрались до г. Бийска, достали билеты и выехали поездом в г. Новосибирск.

В поезде рано утром 22 июня из сообщения по радио мы узнали, что на Советский Союз напала фашистская Германия. Началась Великая Отечественная война. Хотя в это время у всех было предчувствие, что случится что-то ужасное, но далеко не все могли представить себе, что это будет война. Как гром среди ясного неба всех потрясло это известие. В вагоне, несмотря на раннее утро, никто из пассажиров уже не спал. Наблюдалось какое-то стихийное движение. На лицах была видна растерянность, страх, незнание, что делать, предпринять. Слышались плач, всхлипывание, приглушенные разговоры. Все это напоминало неуверенность и признаки паники.

Тем временем поезд подходил к Новосибирску. В окно можно было видеть контуры железнодорожного вокзала. Вскоре мы вышли на перрон. И только здесь я заметил смятение и растерянность Августа Петровича – моего отца, который начал говорить как бы спрашивая меня, а следует ли теперь, когда так близко от Ленинграда идет война, ехать туда Александру? Я, вероятно по молодости лет, но все же уверенно на этот вопрос отца ответил: “Чему быть, того не миновать”. Брат, которому предстояла дальняя дорога, проявил решительность, заявив, что его вызвали в училище для сдачи вступительных экзаменов, и он поедет в Ленинград без всяких колебаний. Через некоторое время мы у вагона поезда Новосибирск-Москва попрощались с Александром, и он уехал. Отец тогда не знал, что расстается с сыном навсегда.

Мы с отцом, после проводов Александра, приняли решение до возвращения обратно в с. Катунское посмотреть город, сходить на дневной сеанс в кинотеатр или цирк. Поскольку утром кинотеатры еще были закрыты, мы направились в центр города, где в то время был развернут огромный куполовидный шатер, где и проходили цирковые представления.

Что больше всего нас поразило в эти утренние часы в центре города? Так это толпы людей, их массы. Как оказалось, стихийно или под командованием строились колонны и двигались к военкоматам. Еще больше нас потрясли движущиеся большие колонны, состоявшие из одних девушек. Не трудно было понять, что все эти колонны состояли из добровольцев, которые в порыве патриотических чувств желали одного, чтобы быстрее их направили на фронт. Все как один они стремились на защиту Родины, в час, когда над ней нависла смертельная угроза.

В цирке на дневном представлении мы обнаружили, что он до отказа переполнен людьми, находившимися под впечатлением начала войны. В помещении были включены радио громкоговорители, которые через небольшие интервалы сообщали сводки Совинформбюро о положении на западном театре военных действий. Через какое-то время по радио от правительства выступил Молотов, краткая речь которого сводилась к сообщениям, что фашистская Германия вероломно без объявления войны напала на Советский Союз. Что случилось это 22 июня в 4 часа утра 1941 г., Прозвучали призыв сплотиться вокруг Политбюро и вождя И.В. Сталина и уверенность, что враг будет разбит и победа будет за нами.

Все присутствующие в цирке были в крайнем возбуждении, выкрикивали патриотические лозунги, типа: “Смерть фашистам!”, “Долой фашистскую Германию!”, “Все на борьбу с фашистами!”. Все это закончилось стихийным митингом. Желающих выступить было так много, каждый старался выразить свое личное отношение к войне, а заканчивали речи примерно одними и теми же словами: “Все на фронт, все на разгром врага!” Постепенно митингующие успокоились, время для выступления цирковых артистов вышло. Они так и не появились на арене. Прослушали зрители еще раз сводку с фронта и стали мирно расходиться по домам. А мы с отцом, побродив некоторое время по центральной части Новосибирска, озабоченные развернувшимися событиями в стране, вернулись на железнодорожный вокзал каждый со своими мыслями об услышанном и увиденном, стали поджидать отправления поезда на г. Бийск.

Вторая половина 1941 г. в с. Катунском прошла в условиях военного времени, в повышенном внимании к сводкам Сов-информбюро, в заботах о хлебе насущном. Для отца, который был завучем Катунской НСШ, главной задачей являлся ремонт школы к началу занятий. Свободными от бытовых забот оставались я и два моих младших брата. Шли летние школьные каникулы. Наши повседневные дела состояли в оказании помощи по уходу за огородом Татьяне Адамовне – нашей маме, занятиях живописью (я готовился поступать в Академию художеств), рыбной ловлей

В сентябре начались занятия в школе. Они полностью загрузили все наше семейство учебными делами, нас с отцом подготовкой к проведению занятий в школьных классах, младших братьев – учебой.

А между тем с фронтов поступали тревожные вести. Наши войска отступали, сдавая один город за другим. В с. Катунское стали прибывать первые эвакуированные из Ленинграда и одновременно первые “похоронки”.

В начале 1942 г. до нас по-прежнему доходили неутешительные сообщения с фронтов об отступлении, о больших потерях среди участников военных действий - убитыми и ранеными, а также – в технике. Среди населения нарастала тревога по поводу очередной мобилизации взрослых мужчин в действующую Армию.

Так в конце января сорок второго года получил повестку явиться в Смоленский райвоенкомат и наш отец. Накануне вечером наша семья в полном составе (кроме Александра) за ужином в последний раз пообщались с отцом Август Петрович Вылцан, который внешне был спокоен, говорил нам о том, что война, скорее всего, скоро окончится, и он вернется домой. В том разговоре отец высказал настойчивое пожелание, чтобы мы все продолжали учиться, а мне, как старшему из сыновей, дал поручение помогать во всем нашей матери Татьяне Адамовне и в учебе младшим братьям.

Следующим утром, очень рано, я проводил отца к месту сбора отъезжающих, попрощался, пожелав ему удачи, и вернулся домой. После месячной или чуть большей подготовки отец в составе артиллерийского разведвзвода воинской части был направлен в действующую Армию на Сталинградский фронт, где в начале 1943 г. погиб.

Для меня эти первые месяцы сорок второго года были временем мучительных терзаний между обязанностями, возложенными на меня отцом как на старшего из сыновей в семье и гражданским долгом – быть среди Защитников своей Родины. Как это не парадоксально, но я отдал предпочтение второму.

Патриотические чувства подвигли меня написать заявление в Смоленский райвоенкомат о направлении на фронт добровольцем.

Местом сбора для всех добровольцев Смоленского, Алтайского, Бийского и других районов майского призыва был г. Бийск. Здесь на привокзальной площади с каждым из прибывших состоялось первое знакомство и предварительное распределение кого в пехоту, а кого и в артиллерию и т.д. На следующий день нас погрузили в воинский эшелон и отправили в г. Барнаул. В это время там формировалась 74 добровольческая бригада “Алтайцев – Сибиряков”. Меня сразу определили в 5-ю батарею, во 2-ой огневой взвод Артдивизиона бригады в качестве замкового орудийного расчета. Наша батарея отдельного артдивизиона, как и вся бригада, была расквартирована в летних палатках на южной левобережной окраине г. Барнаула в сосновом бору.

В июне месяце 1942 г. начались военные занятия по теории и тактике ведения военных действий, освоению оружия и практических артиллерийских стрельбах на специальном полигоне в десятке – двух километрах от Барнаула. Напряженные занятия и освоение боевого оружия продолжались все лето. В конце августа 74 бригада в срочном порядке погрузилась в несколько железнодорожных эшелонов и выехала на фронт. Наш поезд состоял из товарных вагонов, в которых вперемешку размещались люди отдельно, повзводно, лошади и пушки соответственно. Продвижение в направлении на Запад к фронту шло медленно с остановками на несколько часов почти на каждой станции: пропускались пассажирские и воинские составы с тяжелым вооружением. Почти месяц мы добирались таким образом до столицы – г. Москвы.

Наконец мы в Москве. Наша батарея в артдивизионе считалась лучшей, вероятно поэтому она попала под проверку со стороны Наркомата обороны, нам было приказано разгрузиться и отправиться на один из полигонов в Подмосковье, где наша батарея провела учебные, боевые стрельбы по уничтожению условного противника. Эту задачу мы выполнили, как позднее стало известно, на “отлично”. Через несколько часов батарея присоединилась к своим, т.е. поджидавшему нас эшелону, где уже обсуждалось известие, что нашу бригаду в полном составе направляют на Калининский фронт…

Первое боевое крещение случилось примерно через сутки, когда наша 74-ая бригада двигалась по железной дороге в районах боевых действий под г. Белый. По пути нашего движения мы видели разрушенные станции, населенные пункты, вернее то, что от них осталось. Кругом были руины и запустение. В деревнях было пусто, полное безлюдье и торчащие кое- где печные трубы. Такая картина, как мы увидели позже, была только вдоль железной дороги. Вечером в сентябре, еще не достигнув места разгрузки, наш эшелон подвергся налету вражеской авиации. Чтобы избежать прямого попадания поезд начал двигаться рывками, то, убыстряя, то, замедляя свой ход, оглашая окрестности длинными и короткими гудками.

Первый налет и бомбежка нашего состава не принесли серьезных повреждений. Поезд продолжал двигаться вперед. Солдаты и командиры находились в возбужденном состоянии перед смертельной угрозой таких бомбежек и пулеметных обстрелов, поскольку ни крыша, ни стены вагонов не могли служить защитой от пуль и осколков. Все уже знали, что за первой группой вражеских самолетов последуют вторая и третья с задачей разрушить дорогу перед идущим вперед поездом и тем самым вызвать сход его с рельсов и последующее крушение. Когда начался второй налет, и были повреждены часть рельсов перед поездом, он неожиданно резко остановился. По вагонам пронеслась команда “Воздух”. Из вагонов в течение нескольких секунд через открытые дверные проемы один за другим выскакивали солдаты и следом за своими командирами в рассыпную побежали в, расположенный в сотне – другой метров лес, который служил естественным укрытием. Так личный состав нашей батареи обошелся без потерь. А вообще состав здорово разбомбили, были убитые и раненые.

Вечером бригада была построена, проведена перекличка и осуществлен ночной марш – бросок с выходом на вторую линию обороны на западной окраине г. Белого (город был занят немцами), и до населенного пункта, расположенного примерно в 8 – 10 км. 9 сентября наш взвод полковых пушек вывели в тыл пехотного батальона 74 - ой бригады, определили нам позицию, где мы должны были оборудовать артиллерийские окопы для укрытия пушек, боеприпасов и орудийного расчета, а также найти поблизости место для содержания лошадей и обитания ездовых.

Так начался период фронтовой жизни в условиях позиционной войны, где немцы регулярно подвергали нас минометному и артиллерийскому обстрелу в основном в дневное время, а ночью с небольшими паузами велся огонь из пулеметов и иногда из автоматов.

Позиционное противостояние длилось 2,5 месяца. Затем началось наступление наших войск…

Впереди еще оставались 771 день войны, но это уже другой разговор.

Первое боевое задание

Накануне большого наступления советских войск осенью 1942 г. на стыке Западного и Калининского фронтов образовался своего рода выступ линии фронта, который был направлен на Восток и ограничивался с северо-запада городами Ржев, Белый, Великие Луки.

Рискну предположить, что именно к этому флангу расположения передовых частей немецко-фашистских воинских подразделений для их нейтрализации и разгрома направлялись вновь сформированные сибирские дивизии.

Немецкая группировка войск с эшелонированными ходами сообщения для укрытия пехоты и системой усиления ее порядков за счет минометно-пулеметных, артиллерийских и танковых огневых средств позволили им прочно закрепиться как в городской черте г. Белый, так и на расстоянии в 15-20 км. юго-западнее от него. Здесь ей противостояли войска левого фланга Калининского фронта, в боевые порядки которого западнее города Белый и влились подразделения нашей 74-ой добровольческой бригады Алтайцев-Сибиряков. Линия фронтовых позиций противника располагалась и проходила, в отличие от наших войск, по возвышенной части равнины, являющейся северо-западной периферией Бельско – Духовщинской холмистой греды. Последняя контактирует с низменно – болотистой местностью покрытой темнохвойными и лиственными лесами и кустарниками левобережной части реки Межа – левого притока Западной Двины.

Напротив позиции 2 –го батальона пехоты 74 – ой отдельной бригады расположились укрепленные траншеи противника с ДОТами. Наличие такой “огневой точки” являлось серьезным препятствием для наступления наших войск.

Случилось так, что именно нашему артиллерийскому отделению был дан приказ по уничтожению упомянутого выше ДОТа.

Примерно за 48 часов до фронтовой наступательной операции нам предстояло выполнить две задачи. Первая – подготовить незаметно для вражеского охранения окоп для пушки на нейтральной полосе, в 600-700 м. от ДОТа. При этом выкопать укрытия саперными лопатами и в ночное время. Вторая - доставить орудие в подготовленную огневую позицию для пушки и двумя – тремя выстрелами уничтожить ДОТ противника.

С 20 на 21 ноября наше артотделение в составе командира _ сержанта Панасенко М.У., рядовых красноармейцев: наводчика Новикова Н.М., замкового Вылцана И.А., заряжающего Фефелова Г.П., подносчика снарядов Устьянцева М.И. и правильных – Зайцева К.С. и Твердохлеба А. М. , предупрежденные о строгом соблюдении тишины, направились к пункту, где предстояло оборудовать огневую позицию для 76-ти миллиметровой пушки. По пути следования запрещалось курить, кашлять, разговаривать, а уж тем более во время земляных работ и маскировки артиллерийского окопа, по существу, в пределах видимости со стороны немцев.

Следует отметить, что за одну ночь, основательно попотев, к рассвету следующего дня орудийная огневая позиция была оборудована и замаскирована вполне удовлетворительно. Об этом свидетельствовало обычное “затишье” в расположении немецких войск и отсутствие усиления плотности ведения огня со стороны противника.

Прошел день после возвращения в расположение нашей фронтовой оборонительной линии. На ней еще продолжались земляные работы. Наша полковая пушка, как и другие орудия батареи, были укрыты в ближайшем к пехотным траншеям “чахлом” лесочке в 100-120 метрах

В целом этот ноябрьский фронтовой день мало чем отличался от других позиционных дней. О том, что идет война и сохраняется напряженность и противостояние наших и фашистских войск, напоминала лишь периодическая автоматная и минометная стрельба. Кроме того, в ночное время со стороны немецких позиций, велась регулярная стрельба осветительными ракетами. Большую опасность представляли залпы десятиствольных минометов – “скрипачей”, издающие характерный скрипящий звук. К счастью в этот день стрельба проводилась не прицельно по нашим передовым позициям, а по так называемым “площадям”, опасным для наших воинских частей, находящихся в ближнем тылу – во втором эшелоне. Часть светового дня наше отделение использовало для чистки, смазки личных карабинов, осмотра и мелкого ремонта обмундирования и главное в осмотре и смазке трущихся частей нашей пушки. В конце дня нам было объявлено, что операция по уничтожению ДОТа противника начнется в 2.30 ночи и должна закончиться не позднее 5.30 утра, а до этого времени последовала команда: “Всем отдыхать!”.

Естественно сон был коротким и больше напоминал дремоту. Казалось, что мы только, только устроились отдыхать, как последовала команда: “Подъем!”. Буквально в считанные минуты все было готово и наше отделение вслед за Панасенко М. гуськом двинулось вперед. Движение нашей небольшой колонны происходило сначала с тыльной стороны оборонительной линии нашей пехоты, а затем, по заранее оборудованному переходу через траншеи мы перешли на сторону перед передним краем, т.е. на нейтральную полосу. Боевое охранение наших пехотных частей заранее было извещено и тревоги не поднимало. Далее маршрут проходил по низменной равнине с густыми зарослями кустарника, которые надежно скрывали наше передвижение, несмотря на использование немцами осветительных ракет.

Наконец, командир нашего отделения передал команду остановиться: мы приблизились к подготовленной в предыдущую ночь огневой позиции, откуда нам предстояло подавить дот противника. Нас отделяла от окопа для пушки ровная без кустарников поляна шириной 40-50 м.

Панасенко жестом показал, что нужно снять с передка пушку и взмахом руки в сторону окопа дал команду вручную докатать ее туда и установить на место. В течение 2-3 минут мы доставили ее в окоп. Развернули на 180 градусов, и ствол пушки оказался направленным точно в сторону неприятельских траншей и возвышавшегося над ними ДОТом.

Светало. По низине местами у поверхности расстилался туман. Напротив, на переднем крае немцев просматривалась амбразура ДОТа, Наводчик Новиков припал к панораме и жестами правой руки подал сигнал правильным несколько повернуть лафет пушки. В следующий момент сержант Панасенко произнес: “К орудию!” И мы заняли свои места у пушки. Далее наводчик произнес: “Снаряд”, я нажал “чеку” и открыл затвор орудия, а заряжающий послал туда фугасный снаряд. Наводчик, взглянув еще раз на цель, произнес: “Готово”. Мы устремили все свои глаза на вражеский ДОТ. Командир орудия достаточно громко произнес: “Пли!” В ту же секунду раздался оглушительный грохот выстрела, и я увидел разрыв снаряда по клубам пыли несколько ниже амбразуры. В следующий момент, наводчик, покрутив моховик наводки пушки, потребовал второй снаряд. Последовала вновь команда: “Пли!” Раздался новый выстрел, который еще больше оглушил всех нас. Как в таких экстремальных условиях случается, – забыли открыть рот, чтобы уменьшить звуковое давление на барабанные перепонки ушей. Тем не менее, у всех глаза были устремлены на вражескую огневую точку. Все увидели, что снаряд ударил несколько выше амбразуры. Был подан третий снаряд. Последовала команда: “Огонь!”. Раздался выстрел, и увидели, наконец, как разлетались в разные стороны фрагменты бревенчатого наката: снаряд точно попал в амбразуру.

У меня и других солдат расчета вырвался радостный выкрик: “Есть!”. Мы все вдруг поняли, что полностью обнаружили себя и пора, как говорится “уносить ноги”. Пока сдвигали ноги лафета и начали выдергивать пушку из окопа, как тут же первые мины начали рваться буквально за бруствером нашей огневой позиции. Мы только - только вытолкнули орудие, а сами еще не успели полностью оставить окоп, как сзади нас разорвалась мина, и осколки ее вместе с комьями мерзлой земли накрыли нас. Я почувствовал сильный удар в спину, но к счастью, как оказалось, это был удар куска подмороженной земли. Тем временем ездовые подцепили пушку и быстро скрылись в кустах нейтральной полосы. Остальные, рассредоточившись, бегом последовали за ними.

Через некоторое время часов в 7-8 утра командир орудия доложил комбату о выполненном задании.

К 12 часам дня личный состав 5-ой батареи был построен в связи с прибытием начальника артдивизиона 74 - ой бригады. Подполковник публично поблагодарил сержанта Панасенко и все наше отделение за отличное выполнение задания и добавил, что все участники этой операции будут представлены к награждению медалью “За отвагу”.

ПРОЛОГ К НАСТУПЛЕНИЮ

Подготовка к первому наступлению подразделений 74-й Добровольческой бригады Алтайцев-Сибиряков в составе наших войск готовилось практически весь октябрь и большую часть ноября 1942 года. А началось это наступление 25 ноября, с хорошо подготовленных и оборудованных огневыми средствами и ходами сообщения позиций, на западном фланге Калининского фронта, куда входил и г. Белый, почти одновременно с крупнейшей наступательной операцией советских войск, в которой участвовали кроме Калининского, Центрального и другие фронты.

Наша 5-я батарея входила в состав отдельного артдивизиона 74-й бригады. Батарея состояла из двух огневых взводов. Второй взвод, в котором находилось артиллерийское отделение, где я служил замковым, был придан 2-му батальону пехоты 74-ой бригады Алтайцев-Сибиряков. Наше орудие входило в боевые порядки этого батальона, позиции которого с ходами сообщения на слегка возвышенной равнине, в форме “ломаной” линии полного профиля траншей, занимало пространство протяженностью около двух погонных километра. Примерно посредине указанного расстояния было определено место огневой позиции для нашей полковой 76-мм пушки. Ее обустройством занималось наше третье отделение под руководством командира второго огневого взвода мл. лейтенанта Дьяченко Н.П. Работали скрытно, когда наступали сумерки, в течение нескольких дней ноября, точнее за неделю до начала большого наступления советских войск. Вскоре артиллерийский окоп с блиндажом для укрытия бойцов расчета и снарядов был уже готов...

Здесь уместно сказать, что наши войска, сдерживая натиск врага, перешли к позиционным оборонительным действиям против наступавших немецко-фашистских полчищ, захвативших ряд районов Калининской и Смоленской областей. Для перегруппировки наших войск и подхода резервов погода благоприятствовала только в первой половине осенней кампании 1942 года. В начале октября погода была теплой, но позднее наступила осенняя распутица, связанная в это время с частыми и холодными моросящими дождями. Шоссейные дороги были захвачены противником, а наличие только грунтовых дорог, которые были труднопроходимыми и затрудняли использование их не только автомобильным, но и гужевым транспортом. Все это не могло не сказаться, прежде всего, на снабжении продовольствием армейских подразделений наших войск, в том числе и 74 - й бригады, выдвинутых на передовые позиции и противостоящих немецкой группировке, все еще пытающейся овладеть инициативой. Это подтверждали регулярные огневые артиллерийские и минометные обстрелы позиций наших войск первого и второго эшелонов.

Из-за больших перебоев в продовольственном снабжении солдат 5-ой батареи, как и других подразделений бригады, все ощутили на себе результаты недоедания, а в середине ноября и настоящего голода. Дневной рацион составлял пайку хлеба в 100-200 г и полкотелка мучной жидкой “затирушки” Такое положение длилось до ноябрьских заморозков, которые улучшили состояние грунтовых дорог, поскольку вода в почве и лужах замерзла, и дороги стали более или менее проходимыми. Снабжение почти сразу нормализовалось, к линии фронта стали прибывать автоколонны с продовольствием и боеприпасами...

В предшествующие дни над линией фронта систематически барражировали немецкие самолеты-разведчики типа “Фокке-Вульф”, получившие за сдвоенное строение фюзеляжа меткое название “Рама”. По-видимому, немецкая разведка была хорошо осведомлена о продовольственных трудностях снабжения наших войск и определенном падении морального духа солдат. Данные самолеты, появляясь над расположением боевых порядков наших солдат, особенно находящихся во втором эшелоне, регулярно, обычно утром и во второй половине дня сбрасывали массу листовок, в которых звучали призывы к нашим солдатам сдаваться добровольно в плен, где указывались гарантии сохранения жизни солдатам, обеспечение нормальным питанием и т.п. Хотя у многих солдат из-за голода настроение было на грани срыва, тем не менее, большинство стойко и терпеливо переносило все тяготы быта и не поддавалось на вражеские провокации. Все с нетерпением ждали начала наступления. В батарее питание после двухнедельного срока почти полной бескормицы стало по фронтовым меркам даже очень хорошим. Утром на завтрак, расчет полевой кухни, готовили для солдат и командиров наваристый борщ или жирный суп из лапши или перловки с добавлением сушеного картофеля, а также мяса и пайки свежего хлеба. На второе выдавался ароматный чай с сахаром и белыми сухарями, иногда галетами. На обед каждый рядовой и командир получали половину солдатского котелка пшенной, ячневой или чаще овсяной каши с маслом. На второе - снова сладкий чай или компот из сухофруктов. Ужин был обычно более легким и состоял из чая с сахаром и белых сухарей.

Такое калорийное и регулярное питание способствовали тому, что почти весь личный состав батареи быстро пошел на поправку и из дистрофиков постепенно превратился в подразделение в основном нормальных бойцов. Но так как в ноябре на “улице” становилось все прохладнее, a в ночное время просто холодно, то требовалось побольше и тепла. Тепловую энергию (кроме зимней одежды, которую еще не выдали) можно было получить двумя способами - через костер и через желудок, т.е. дополнительное питание. Открытый огонь костра и дым демаскировал месторасположение воинских подразделений, поэтому разжигать костры на переднем крае, категорически было запрещено. Не было предусмотрено и дополнительное питание.

Именно эти обстоятельства, вносящие определенный дискомфорт в солдатское бытиё, влияли на настроение людей и нашего артотделения в том числе. Переговариваясь и общаясь друг с другом, с другими солдатами батареи и батальона, все, или почти все, желали одного: чтобы наступление наших войск, несмотря ни на что, началось как можно скорее. А дальше будь, что будет: бойцы устали от рутины повседневности и бездеятельности.

Наконец, 24 ноября к вечеру стало окончательно известно, что рано утром 25 ноября наша 74 бригада совместно с другими воинскими частями Калининского фронта переходит в решительное наступление. Эта новость моментально захватила мысли всех и каждого от солдата до командира. Вечером после ужина командир нашего отделения сержант Панасенко М.У объявил приказ, переданный ему командиром взвода: “Выдвинуть полковую пушку к 21 ч. 00 минут на передний край линии обороны пехоты второго батальона бригады на заранее подготовленную для стрельбы прямой наводкой огневую позицию. Установить там орудие, а расчету занять место в укрытии - блиндаже и подготовить боекомплект снарядов для ведения огня по целям противника”.

В нашем артотделении все бойцы в эти часы находились в возбужденном состоянии, поскольку никто из нас в наступательных операциях еще не участвовал, и каждый по своему переживал ожидаемое событие. Во всяком случае, отгоняя прочь плохие мысли о том, что, быть может, уже завтра кого-то или ранит, или вообще убьет вражеской пулей или осколком мины. Несмотря на приказ: “Всем спать!” никто сразу не мог уснуть. Все, кроме дозорных, пытались заснуть, но сон не брал: большинство с напряжением ожидали того мгновения, когда начнется артиллерийская подготовка. В ней наши полковые пушки, находясь в боевых порядках пехоты, не участвовали... 

Незаметно дремота и сон выключили меня из состояния бодрствования, и я, вероятно, на какое-то время уснул. Внезапно проснулся от резкого оглушительного, напоминающего раскаты грома и слившегося в сплошной гул, звука. Это началась с нашей стороны при участии всей тяжелой и средней артиллерии массированная обработка переднего края немецкой обороны. Было еще темновато, на небе различались мерцающие звезды. Я пытался спросить у своего командира в это раннее утро, сколько сейчас времени? Он, вероятно, не услышал моего голоса или не придал значения моему вопросу, а только махнул рукой. Все мы, находясь еще в полудремотном и полуоглохшем состоянии, испытывали противоречивые чувства и озабоченность, стали ждать окончания артиллерийской канонады. Через 50 минут артподготовка закончилась также внезапно, как и началась.

НАСТУПЛЕНИЕ

С момента окончания мощного артиллерийского огня по позициям немцев начался новый активный этап военных действий наших войск. Первые минуты наступившей “щемящей” тишины воспринимались как что-то давящее на барабанные перепонки и, казалось, что все мы стали абсолютно глухими: Мы едва-едва расслышали команду сержанта: “К орудию!”, а больше догадались по его посуровевшему выражению лица и жесту руки, протянутой в сторону пушки. Весь орудийный расчет моментально занял каждый свое по уставу место.

Последовала команда: “Заряжай!” Я открыл замок орудия, куда заряжающий подал осколочный снаряд. И только теперь я увидел всю панораму развернувшегося боя в наступлении. Пехота второго батальона, выскочив из траншеи неровной шеренгой, бегом по заснеженной низине нейтральной полосы устремилась к переднему краю немецкой пехоты, производя одновременно неприцельный огонь из автоматов и винтовок. Немецкие солдаты, находившиеся в окопах переднего края, в свою очередь, вели прицельную стрельбу из всех видов оружия по наступавшим войскам 74-й бригады. В нашу сторону летели пули, оставляя трассирующий след. Обозначились целые рои трассирующих пуль от огня пулеметов противника. Сержант Панасенко, выбирая цели для их подавления, стал управлять огнем нашей пушки. В следующий миг он наводчику подал команду: “Азимут 320°, по пулемету противника прямой наводкой, огонь!”. Мы тут же увидели, что стрельба из пулемета прекратилась. Последовали здесь же новые команды по подавлению других огневых средств противника, находившихся в створе сектора обстрела нашей пушки.

Между тем, атакующие цепи солдат второго батальона, с криками “Ура-а!” достигли траншей, в которых находились немецкие солдаты. Завязалась короткая рукопашная схватка с теми, кто замешкался, и не успел удрать. Наши солдаты в короткое время полностью овладели оборонительными сооружениями переднего края немцев, войска которых начали быстро отступать.

Наше орудие прекратило ведение огня, поскольку стрельба прямой наводкой в условиях тесного контакта с немецкими солдатами стала невозможной без риска обстрела своих. Прошло всего 30 - 40 минут боя. Наш орудийный расчет, пренебрегая личной безопасностью, на данный момент выполнил свою задачу. Для наших дальнейших действий пока команды не поступало...

В данные начальные минуты скоротечного боя со стороны наступавших наших пехотинцев двигались к нашему переднему краю одиночные фигуры раненых солдат. Одни из них шли довольно бодро, и даже улыбаясь, это были солдаты, получившие легкие ранения. Лица таких красноармейцев как бы говорили всем встречным: “Все, отвоевался, теперь на лечение и домой!”. Другие бойцы, получившие тяжелое ранение, а ноги были целы, ковыляли, превозмогая боль, и шли в тыл нашей бригады в развернутый там медсанбат. И, наконец, третьи наши однополчане, кому не повезло, просто лежали на поле и живые, и мертвые. Первые, с тяжелыми ранениями, нуждались в оказании им экстренной первой медицинской помощи и эвакуации. Эту помощь оказывали наши героические девушки-медсанитары. Они делали перевязки в такой необычной обстановке, несмотря на вражеский огонь и, используя снежный покров и плащ-палатки, на первых порах волоком транспортировали раненых в естественные укрытия, в числе которых были разного рода неровности рельефа или свежие небольшие воронки от артиллерийских снарядов и мин.

В конце этой фазы боя, через нарочного от взвода управления 5-ой батареи, поступил приказ о переносе огня полковых пушек в глубину обороны противника, для поражения отступавших немецких солдат и офицеров. Координаты и цели были тут же сообщены наводчику Новикову, который через минуту доложил, что орудие для ведения огня по отступающим немцам “Готово!”. Через мгновение очередной осколочный снаряд был в магазине орудия. Сержант Панасенко тут же скомандовал: “Огонь!”. Раздался первый выстрел, за ним последовали другие. Расчет работал слаженно, каждый раз после очередного выстрела необходимо было восстановить лафет орудия на прежнем месте, а наводчик убедиться, что панорама прицельного устройства правильно показывает координаты цели. А целью являлись новые огневые средства противника, которые непрерывно меняли свое местоположение, вслед за отступающими войсками немцев.

Спустя 1,5 - 2 часа после начала наступательной операции нашему расчету была дана команда подготовиться к передислокации. Ездовые подали лошадей с передком для соединения с лафетом пушки. Далее наш орудийный расчет, вместе с ездовыми и конной тягой полковой пушки, ускоренным аллюром устремились догонять наступающую пехоту второго батальона. Необходимо было поддержать артиллерийским огнем его действия по преследованию отступающих немцев. Одновременно помочь огнем, выйти и очистить от неприятельских очагов сопротивления стратегически важную шоссейную дорогу, связывающую г. Белый со Смоленском через ряд небольших населенных пунктов. Еще через 2 - 3 часа наши войска заняли небольшую деревню, в которой практически не было ни одного целого дома, часть из них горела, небольшие разрозненные по несколько человек группы немецких солдат в панике бежали за околицу. В этом безымянном населенном пункте, примерно в полдень, наши наступающие части подверглись налету вражеской авиации, которая сбросила несколько бомб и на наше, находящееся в пути, орудие. Взрывы бомб, к счастью, не причинили нам вреда: ездовые вовремя укрыли 4-х наших лошадей у теневой стены дома, дом прямым попаданием бомбы был разрушен, а та стена, где сгрудились лошади, случайно уцелела. Орудийный расчет также не пострадал, так как успел укрыться в немецкой траншее.

Как только немецкие самолеты улетели и были выбиты немцы из этого населенного пункта, а помогли это сделать нашей пехоте огонь двух пушек и поддержка трех танков Т-34. Солдаты 2-го батальона при такой поддержке быстро продвигались по дороге и к вечеру достигли следующего населенного пункта, где нашу группу войск застала ночь. 

Немцы при отступлении поджигали уцелевшие дома и надворные постройки. Здесь у охваченных огнем строений, выставив дозорные посты на окраинах, дали команду сделать остановку. Солдаты и младшие командиры кто как организовывали посменный отдых, прием пищи и сон. За первый день наступления наши войска продвинулись почти на 30 км.

На рассвете следующего дня, собрав то, что осталось от 2-го батальона, при поддержке двух полковых пушек и трех танков наши пехотинцы продолжали гнать отступающих немцев дальше в юго-западном направлении. Без всякого сопротивления за второй день наступления наши войска продвинулись вперед еще на 25 - 30 км.

На третий день наступления по ходу стали возникать стычки с отдельными небольшими группами отступающих подразделений немецких войск, тем не менее, темп наступления резко упал, главным образом, из-за того, что наши тыловые части не успевали обеспечивать наступавших продовольствием, фуражом, боеприпасами. Растянулись коммуникации: отстали полевые кухни, не было горюче-смазочных материалов для танков и снарядов для артиллерии.

Вместе с пехотой второго батальона мы вошли в село Береснево, где комбат отдал приказ прекратить преследование немцев, выставить по периметру селения боевое охранение и, заняв круговую оборону, поджидать подхода тыловиков и подкрепления из резерва 74-й бригады и Калининского фронта.

Прошел еще один день наступления войск в составе нашего фронта. Однако пехота 2-го батальона с приданными ей огневыми средствами продолжала оставаться на месте и ограничивалась проведением активной разведки, как по переднему рубежу арьергардных частей немцев, так и на флангах. В это время на помощь нашей группе войск прибыли два взвода пехоты и два танка, но задерживалась колонна автомашин с продовольствием, боеприпасами для стрелкового оружия, а также снарядами для танков, артиллерии и горючим.

Поскольку движение вперед прекратилось, и наши войска находились в пассивном ожидании подхода материального обеспечения, войска противника тут же перехватили инициативу. Немецкие танки и пехота, в ночь со 2-го на 3-е декабря, обстреливая наших всеми видами стрелкового оружия при поддержке огня минометов и танков, вторглись в центр села, где подожгли ряд домов. От пожаров на улице стало светло, почти как днем. Два немецких танка, идущих параллельными курсами, двинулись по направлению к нашему орудию, которое в тот момент находилось в тени дома. Я в этот день только что заменил выбывшего из расчета наводчика. Действуя почти автоматически, мы втроем повернули дуло орудия в направлении немецкого танка. По наружной стенке ствола прицелились и первым бронебойным снарядом выстрелили по гусеницам и вывели из строя эту махину. Ощутить радость удачи, не было времени. Тут же из-за дома выполз второй танк. Мы снова развернули орудие в нужном направлении и последним снарядом по гусеницам произвели выстрел, и в этот раз “разули” танк. За ним между домами появился еще один, но у нас снарядов больше не было. Согласно уставу в такой экстремальной ситуации необходимо вывести из строя боевое оружие (пушку), что, к сожалению, пришлось сделать - разбить оптику и вытащить затвор, все это и было проделано.

И только здесь мы с Фефеловым и Устъянцевым обнаружили, что наша пехота и бойцы расчета, чтобы не попасть в плен; все, опережая друг друга, устремились “быстрым маршем” через огороды прямо в лес, что располагался за околицей.

Нам троим, сохранявшим до последнего снаряда боеспособность орудийного расчета, ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ними. Преодолевая небольшой овражек на этом пути, при выходе из него, я получил ранение в голову и потерял сознание. Но благодаря тому, что головой я уткнулся в снег и вероятно быстро пришел в себя. Очнувшись и убедившись в том, что мои ноги и руки не повреждены, я по-пластунски под обстрелом немецких пулеметов все же добрался до леса, где вскоре воссоединился со своим расчетом и разведчиками второго батальона...

Потом был медсанбат, полевой госпиталь и эвакуация сначала в Москву, а затем в г. Арзамас, где меня лечили после ранения в течение трех месяцев... Позже мне был дан отпуск домой... Затем меня вновь призвали в Вооруженные силы и направили курсантом в Военно-Пехотное училище в г. Сталинск. По окончании его я стал офицером и был направлен в конце 1944 г. в Польшу на 1-й Белорусский фронт. Конец войны застал в Германии под Берлином...

Но это уже другая повесть.