Родилась 14 октября 1922 г. в Брянске. В 1940 г. поступила в Ленинградский университет на филологический факультет. К началу Великой Отечественной войны закончила 1-й курс. В самое трудное блокадное время — август 1941 г. - март 1942 г. - находилась в Ленинграде. По комсомольской мобилизации была направлена на военный Кировский завод, где работала в механическом цехе слесарем ОТК. Завод выпускал пушки. В марте 1942 г. вместе со студентами и сотрудниками ЛГУ эвакуирована в Саратов, в 1944 г. продолжила обучение. В 1945 г. окончила университет, затем аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию.
По окончании аспирантуры была направлена в Томск. В Томском университете работала с 1949 г. по 2009 г. Доцент (1951-1971 гг.), профессор (с 1971 г.), с 1959 г. - и.о., а с 1961 по 1991 г. завкафедрой русской и зарубежной литературы ФилФ. С 1 ноября 1955 г. по 1 февраля 1956 г. и.о. декана. Член КПСС с 1952 г.
Лауреат Государственной премии России в области науки и техники (1991 г.). Член-корреспондент РАЕН (1992 г.). Заслуженный деятель науки РФ.
Награды: медали «За оборону Ленинграда», «За трудовую доблесть» (1981).
Великая Отечественная война в моей жизни
22 июня 2003 г. исполнилось 62 года со дня начала Великой Отечественной войны 1941 – 45 г.г. У людей моего поколения война перевернула всю жизнь, определила глубокий драматический рубеж: “до” и “после”.
21 июня 1941 г. я, будучи студенткой второго курса филологического факультета ЛГУ (мне было неполных 18 лет), сдавала последний экзамен и собиралась ехать на каникулы домой в Брянскую область. Но война внезапно все изменила. Студенты, и я в том числе, с первых дней войны активно включились в целую серию мероприятий, направленных на оборону города Ленинграда. С группой студентов я с самого начала июля выехала на Лужское направление копать окопы – противотанковые заграждения.
Ленинград имел огромное оборонное значение, – гитлеровцы хотели захватить город молниеносно, отнять у нас ключ к Северу, превратить Балтийское море в немецкое море, лишить нас Балтфлота, дать возможность фашистам наступать на Москву с севера. Наступление на Ленинград началось уже в июне, а с 8 сентября немецко-фашистские войска отрезали Ленинград от суши, началась блокада Ленинграда.
С августа месяца я по комсомольской мобилизации оказалась на военном Кировском заводе, в третьем механическом цехе, изготовлявшем пушки для фронта. Жила я в квартире брата, мобилизованного на фронт в районе Староневского и Невской Лавры, Кировский завод был у Нарвской заставы, на расстоянии 14-15 км. Когда осенью 1941 г. остановился транспорт, мне нужно было пешком ходить на завод. Вставала в пять часов утра и холодным, темным, промозглым от сырости утром отправлялась пешком на завод. Я никогда не забуду этой дороги от Староневского по Лиговке, Обводному каналу, Международному проспекту, к проспекту Стачек, до завода.
В городе начался сильный голод. Силы были на исходе. Чтобы дойти до завода более или менее энергично, я выбирала цель – идущего впереди меня военного мужчину – и мчалась за его фуражкой, если наши пути не совпадали, и этот военный сворачивал в сторону, я выбирала другого военного. Они шли энергично и были достойным ориентиром, руководствуясь которым я доходила до завода.
Обстановка на заводе, несмотря на голод, холод и катастрофическое приближение врага (завод обстреливался дальнобойными снарядами и мало чем отличался от опасного участка фронта), была совершенно особенной. Кировцы ни на минуту не сомневались в том, что Ленинград никогда не будет сдан врагу. Это были совершенно особые люди, беззаветно преданные Родине и своему делу, кроме того, это были люди добрые, сердечные, готовые поделиться последним. Таким запомнился мне начальник нашего цеха Дмитрий Андреевич Котлярчук. Сильный, добрый, сердечный. Он заботливо опекал всех молодых, недавно перешагнувших порог завода. Общение с такими людьми очень помогало переносить все трудности. Работа на Кировском заводе помогала и в другом отношении. У меня была рабочая карточка. Это тоже, хотя и не намного, но подкрепляло силы. В самое трудное время - декабрь, январь 1942 г. - я получала не 125 г хлеба, как иждивенцы и мои товарищи-студенты, а 250 г и какие-то еще добавки. Может быть, поэтому я “держалась”, чем-то отличалась от настоящих “дистрофиков”, хотя, конечно, голод я ощущала в полную меру и помню, как всю длинную дорогу на завод самой большой мечтой моей было стремление ощутить в руке ломоть настоящею хлеба. У большинства работающих на заводе было казарменное положение: можно было остаться на заводе ночевать и освободить себя от изнуряющих походов домой; но я была среди тех, кто стремился каждый день вернуться домой, с нетерпением ждала вестей от родных, судьба которых не давала покоя: успели ли они эвакуироваться m Брянска. На фронт я проводила в сентябре мою первую любовь - студента четвертого курса Ленинградского горного института. Естественно, что вести от близких были мне необходимы, как воздух, и я каждый день возвращалась домой в надежде узнать о них что-нибудь. И это в то время, когда ежедневно, с немецкой точностью, в 19.00 начиналась бомбежка города.
Завод зверски обстреливался. 770 бомб и много тысяч снарядов было обрушено на Кировский завод. Каждый вечер, несмотря на бомбежки, я возвращалась домой. В округ сыпались осколки, но я никогда не пряталась в бомбоубежище, не чувствовала, как это ни странно, страха, мчалась домой с баночкой дрожжевого тошнотворного супа, который должен был как-то подкрепить мои силы для завтрашнею возвращения на завод.
Так было до середины марта 1942 г., когда завод остановился из-за полного отсутствия электричества. Нас отпустили домой, и вот здесь я впервые в жизни прониклась верой в Божий Промысел, В первый же “безработный день” я, вместо того, чтобы побольше утром поспать (ведь полгода я вставала в 5 часов утра), я вскочила рано и пошла в университет на Университетскую набережную, 11, где жили студенты, навестить товарищей и узнала, что через три дня университет и факультет эвакуируется в Саратов. Меня отпустили на заводе, и я вместе со всеми оставшимися в наличии студентами, с большой группой преподавателей отправилась в эвакуацию. Сначала через “дорогу жизни” - Ладожское озеро, а затем от Тихвина поездом, медленно, по законам военного времени (ехали мы более двух недель) в Саратов. Сама по себе дорога запомнилась на всю жизнь.
На разных (преимущественно больших) станциях нас кормили, в ресторанах были накрыты столы для блокадников. Многие студенты не выдерживали этой еды, их приходилось оставлять по дороге в больницах, некоторые не выжили.
Большой удачей для нас как для студентов-филологов было то, что с нами эвакуировались многие наши любимые профессора - Г.А. Гуковский, М.П. Алексеев, Б.М. Эйхенбаум, И.П. Еремин, Г.А. Бялый, Д.Е. Евгеньев-Максимов, С.Д. Балухатый, И.Г. Ямпольский, М.Л. и И.М. Тройские, А.П. Рифтин, В.Д. Днепров и др.
К нам в вагон приходили многие из них с лекциями-беседами. Так. Б.М. Эйхенбаум очень интересно и остроумно рассказывал о самом, как он выразился, “железнодорожном” толстовском романе “Анна Каренина”. Г.А. Гуковский, который работал над книгой о Гоголе, убежденно доказывал, что “Выбранные места из переписки с друзьями” - закономерный итог творчества Гоголя. Он отнюдь не считал эту книгу кризисной и видел в этом своеобразном итоге творчества Гоголя глубокий смысл и очевидную, по его мнению, знаковость для русской литературы 40-х годов 19 в.
Саратовский период жизни филологического факультета ЛГУ (1942-1944) был знаменателен во многих отношениях. Во-первых, Саратовский университет встретил нас дружелюбно, с готовностью помочь библиотекой (в Саратове она отменная), аудиториями, общежитиями и всем остальным, необходимым для более или менее нормальной учебы. Мы познакомились с замечательными саратовскими филологами, такими, например, как А.П. Скафтымов, приходили на очень интересные встречи-диспуты между нашими, ленинградскими, и саратовскими учеными. Интереснейшим был диалог Б.М. Эйхенбаумом и Н.В. Страховым по проблеме психологизма Толстого и И.Г. Ямпольского по вопросам художественной формы литературного произведения и имманентности анализа и т. д.
Такой научный обмен очень многое давал для общего развития студентов. Хотя по молодости лет мы многого тогда еще не понимали. Саратов запомнился своими литературными и художественными музеями, театрами, музыкальной культурой. Огромную роль в нашем культурном и духовном развитии сыграл МХАТ, который был тоже эвакуирован в Саратов. Это был блестящий МХАТ 40-х годов, когда его знаменитые “старики” И.П. Хмелев, М.М. Тарханов, Н.М. Москвин, П.В. Массальский, В.Н. Ливанов, М.М. Яншин, М.И. Прудкин и другие были молодыми. Когда блистали в чеховских “Трех сестрах” А.К. Тарасова, К.Н. Еланская, И.П. Гонеева и многие другие.
Мы знали МХАТ “наизусть”, мы ходили по десятку раз на “Царя Федора Ивановича”, “Три сестры”, “Дядю Ваню”, “Вишневый сад”, “Волки и овцы”, “Таланты и поклонники”, “Кремлевские куранты”, “Анну Каренину” и мн. др.
То есть Саратов, Саратовский университет сыграли значительную роль в нашей жизни. И все-таки тоска по Ленинграду была неуемной. Студенты сочинили песню на мотив “Ты одессит, Мишка”, в которой хорошо передавалось настроение вынужденных оставить родной город и родной университет студентов Ленинградского университета:
Просторен наш лекторий,
Не счесть аудиторий -
И жизнь была прекрасна.
Прекрасна, как мечта.
Мы много занимались,
Стипендий добивались,
А вечером в театры ходили иногда.
И если тройки, тройки получали
Иль ссорились с любимым, дорогим,
Мы никогда не унывали,
А коль взгрустнется, дружно
Так заговорим:
Мы ленинградцы,
А это значит, что не страшны
Для нас ни горе, ни беда,
Ведь мы студенты все.
Студент не плачет и
Не теряет бодрость духа никогда.
Но вот в любимый город
Пришла война и голод.
Враги хотели пулей и голодом нас взять,
Они забыли, братцы,
Что стойки ленинградцы.
Что города-героя
Фашистам не видать.
А если трудно приходилось
И силы начинали покидать.
Нам сразу легче становилось,
Когда мы начинали напевать:
Мы ленинградцы, а это значит,
Что не страшны для нас ни голод, ни мороз.
Ведь мы студенты все.
Студент не плачет -
Любое горе переносит он без слез.
Далек от нас лекторий
И нет аудиторий:
В Саратов нас забросила война.
Обеды жидковаты,
В домах холодновато
И часто вместо лекций
Идем пилить дрова.
А если света не бывает
И в срок экзамен нужно сдать,
Студент и тут не унывает
И в темноте он начинает напевать:
Мы ленинградцы, а это значит,
Что нас теперь уже ничто не устрашит,
Ведь мы студенты все,
Студент не плачет
В ответ на трудности
Он только говорит:
Мы ленинградцы и т. д.
Сразу же по окончании третьего курса летом 1942 г. нас, студентов ЛГУ, вместе с саратовскими студентами послали на другой берег Волги в бывшую республику немцев Поволжья - Мариенберг. Это было время наступления немцев на Сталинградском фронте. Война шла за нами по пятам. Нам пришлось быстро (через 2-3 недели) ретироваться. Помню, как на машине с подбитым фашистами самолетом мы вернулись в Саратов. Там же я получила очень печальное для меня известие - похоронку о смерти моего Михаила, письма которого согревали душу, но они приходили все реже и реже, и вот трагическое известие...
В ноябре 1943 г. я получила медаль “За оборону Ленинграда”.
Сразу же после снятия блокады в 1944 г. мы вернулись в Ленинград, в этом же году я окончила университет и поступила в аспирантуру. Одновременно руководила отделом науки в секции русской литературы Ленинградского Дворца пионеров, работала с одаренными учениками старших классов ленинградских школ и получала очень важный для себя учительский опыт.
День победы 9 мая 1945 г - незабываемый день общего ликования, вылившегося в торжественный митинг на Менделеевской линии Университета.
Из трех городов, которые нам предложили на распределении - Кишинев, Душанбе, Томск - мы с мужем выбрали Томск, руководствуясь прежде всего советами учителей - П.Н. Беркова и М.П. Алексеева, который в иркутский период своей жизни работал в Научной библиотеке Томского университета и настоятельно советовал подумать серьезно об изучении библиотеки Жуковского.
Так в январе 1949 г. мы оказались в Томске. Н.Ф. Бабушкин, заведовавший кафедрой литературы, встретил меня очень приветливо. С первых недель работы в ТГУ я убедилась в правильности своего выбора. Историко-филологический факультет ТГУ 40-50-х годов был поистине блистательный факультет. Здесь работали А.И. Данилов, П.В. Копнин, Н.А. Гуляев, Н.Ф. Бабушкин, А.П. Бородавкин – все они, вчерашние фронтовики, молодые и талантливые, создавали ту неповторимую ауру, которая до сих пор воспринимается как период ренессанса. Здесь работалось легко, свободно и интересно. И я до сих пор благословляю судьбу за то, что связала свою жизнь с Томском и его замечательным университетом.
С 1949 г. начался новый, томский период моей жизни, требующий специального осмысления.